«Поэзия – это чудесное преображение языка, – считает Вера Павлова. – В поэзии знакомые нам слова вдруг раскрываются, как подзорные трубы, и ты видишь новые смыслы в этих словах, а через них – новые смыслы жизни». С нами поэтесса поговорила об особенностях по-настоящему хороших стихотворений и настоящих поэтах.
– Вера, как вы считаете, можно ли сказать, что современная поэзия сейчас существует полноценно? Или есть только отдельные личности, которым удается писать стихи?
– Я бы не хотела вообще разделять поэзию на какие-то этапы. Поэзия – величина постоянная. Вот как запустили ее еще в древние времена, так это все и продолжается, потому что поэзия – это порождение языка, а не общества, которое на этом языке говорит. Поэзия – это система самосохранения языка, и она кончится только вместе с языком. Можно было бы говорить о каком-то отливе или уменьшении поэзии, если бы умирал язык. Но язык жив, а значит, жива и поэзия.
– А можно выделить какую-то разницу между той поэзией, которая была, и той, какая есть сейчас?
– Нет-нет, мы все играем на одной и той же лире, у нее одно и то же количество струн. Эта лира может переходить из рук в руки, может играть какую-то другую музыку, но струны всегда те же.
– Следите ли вы за творчеством молодых авторов?
– Да. Я читаю все, что мне попадается на глаза, хотя специальных поисков не предпринимаю. Когда ты живешь творчеством, все как-то само происходит: нужные книги попадают тебе в руки, хорошие люди приходят в твою жизнь. Стихи умеют позаботиться о своем создателе. Как выросшие дети – о родителе.
– Известно, что вы начали писать стихи после переломного момента жизни – рождения дочери. Как вы считаете, важно ли поэту пережить что-то глобальное, скажем так, чтобы писать стихи?
– Если оглянуться на историю литературы, да и вообще историю искусства, складывается впечатление, что у каждого художника был в жизни момент, после которого он понял, что он не может жить без своего искусства. Но к этому моменту, моменту «призвания», встречи с говорящим горящим кустом (помните призвание Моисея?), нужно готовиться. Как? Много писать и много читать. Много-много читать. И второе важнее первого.
– Как, по-вашему, выглядит формула хорошего стихотворения?
– Совершенство во всем. Единственные слова в единственном возможном порядке. Максимальная концентрация мысли и чувства, причем в такой форме, когда ты не можешь понять, где заканчивается чувство и начинается мысль. И наоборот, когда ты ощущаешь мысль чувственно. Вот такое слияние мысли, чувства и музыки на небольшом пространстве текста – это идеальное стихотворение.
– Если читать стихи некоторых молодых поэтов, можно отчетливо увидеть, что они подражают великим поэтам: их слогу, рифмам, тематике. Как вы относитесь к такому подражанию?
– Отлично! Я терпеть не могу, когда начинающие авторы говорят: «Я не буду ничего читать, чтобы не подпасть под влияние». Наоборот, надо подпасть под все возможные влияния и перемешать их, как говорят кулинары, до однородной массы. Все впитать и все переварить. Когда мы принимаем пищу, в наш организм попадает и свой белок, и чужой. А дальше что делает наш организм? Он расщепляет и тот и другой, понимаете? Это важно. Нельзя расщеплять только свой белок. Ребенок маленький ползает по комнате и все в рот тащит – таким должен быть начинающий поэт. Он должен все пробовать, все тащить в рот, а там уже станет ясно, съедобно это или нет.
– Как вы думаете, важно ли начинающим поэтам найти наставника, опытного литератора, или нужно каждому идти своей дорогой?
– У меня такие люди были, но это, опять же, как судьба распорядится. Хорошо, когда рядом есть человек, которому ты бесконечно доверяешь, человек с абсолютным поэтическим слухом, который тебе скажет, где ты сфальшивил. Если повезет и найдется такой человек, то отлично. А если нет, то его нужно искать на книжных полках.
– А как вы относитесь к литературному редактированию стихотворений?
– Я выпустила двадцать одну книгу стихов на русском языке. Раньше судьба решала, кто меня будет издавать, а теперь я могу выбирать издательство. И выбираю исходя из того, хороший ли у меня будет редактор. Хороший редактор – это настоящее счастье. Последние мои три книги вышли под редакцией Натальи Розман, человека с абсолютным поэтическим слухом. Я за них совершенно спокойна: она каждую мою буковку проверила, дала несколько ценных советов, помогла исправить ошибки, которые я сама не видела. Хороший издатель – как хороший ювелир: берет драгоценный камень и заставляет его сиять еще ярче. Вот как я работаю со своим редактором: когда я заканчиваю работу над книгой, в ней остаются некоторые слова, запятые, буковки, в которых я не очень уверена. И когда мой редактор указывает мне именно на них, я понимаю, что мое сомнение было обоснованным, и делаю работу над ошибками. А у молодых авторов, я уверена, много сомнений. И когда ты чувствуешь, что строчка не дотянута, и тебе на это указывают, не стоит упрямиться: «А вот я так хочу, идите вы все, я гений!». Надо еще поработать.
– Каких стихов, по вашему мнению, сейчас не хватает?
– Любовной поэзии очень мало. Кажется, что ее пруд-пруди, а откроешь книжки, ищешь – и не находишь.
Я читала достаточно много стихов молодых поэтов. Их главная ошибка в том, что они пишут не о себе. Они пытаются писать о чем-то вообще поэтическом. Мой опыт подсказывает мне, что когда ты пишешь о глубоко личном и тебе кажется, что это интересно только тебе самому, это становится интересно всем. И наоборот: общие темы на то и общие, что они никому не интересны.
Не надо бояться откровенности, не надо бояться писать о чем-то сокровенном. Как раз тут-то поэзия и начинается. Я как-то сказала в интервью, а издатель вынес это на обложку моей книги «Интимный дневник отличницы»: «Писать стихи стыдно. Не стыдно писать только о том, о чем нельзя сказать иначе».
– О чем, по вашему мнению, писать сложнее всего?
– Сложнее всего писать детские стихи. Потому что ребенка не обманешь. Ему не подсунешь мертвый текст, он не станет его слушать. А потом – это ведь повышенная ответственность: страшно испортить ребенку вкус. Я еще не доросла до детских стихов.
