– Расскажи, в чем заключается твоя работа?
– Я сейчас являюсь сотрудником Молодежной лаборатории в историко-культурных исследованиях, которая была создана благодаря проекту «Приоритет-2030». Сотрудники этой лаборатории ‒ молодые ученые, у которых еще нет кандидатской степени. В рамках лаборатории есть несколько научных коллективов, каждый занимается своим проектом. Мне как филологу предложили вступить в эту лабораторию и заняться проектом, который связан с фольклорным архивом нашей кафедры. И основная наша задача – оцифровать этот огромный архив с папками рукописного текста.
Исследование выполнено при финансовой поддержке Министерства науки и высшего образования Российской Федерации в рамках Программы развития Уральского федерального университета имени первого Президента России Б.Н. Ельцина в соответствии с программой стратегического академического лидерства «Приоритет-2030».
– Как происходит процесс оцифровки?
– Мы с руководителями выбрали конкретные районы и соответствующие ему папки с текстами. Сначала ты заходишь на кафедру, берешь стул, встаешь на него, да, издержки маленького роста. Ищешь нужную тебе папку. Раньше архив виделся мне как система, которую вообще невозможно было разгрести, было ощущение, что вообще это никому уже не надо. Потом меня привели на истфак в Лабораторию эдиционной археографии и показали: «Женя, смотри, у нас есть сканер, который сканирует за две секунды целых две страницы, а не одну». И дальше дело пошло: я сканировала тексты Ачитского, Гаринского, Ирбитского, Камышловского и многих других районов.
Я приходила на истфак каждый раз между парами и после пар и сканировала этот архив. У нас есть сейчас огромная таблица в формате Excel, мы вносим сначала расшифрованные тексты, пишем данные информанта ‒ пол, год рождения, населенный пункт, год записи текста. Мы сначала хотели делать более расширенную версию данных об информанте, но, к сожалению, закон о персональных данных не позволит это сделать, если мы захотим процитировать фольклорный текст в научной работе. Теперь самое интересное ‒ помимо самих текстов в этой базе есть так называемые категории ключевых слов. Там категории, например, «Место жительства человека», «Вещества и материалы», «Природа неживая», «Восприятие мира» и т. д. Мы размечаем каждый текст по словам и невербально выраженным категориям, которые в нем есть. Допустим, собиратель записал какую-нибудь песню про золотых каких-нибудь мальчиков. Естественно, в столбике «Вещества и материалы» мы запишем «золото; золотой». Условно говоря, это создание такой масштабной базы данных, в центре которой есть текст, к которому фольклористы могут потом обратиться. Иногда очень интересные записи находишь. Например, как-то я сканировала записи, которые были сделаны Юрием Казариным, известным уральским поэтом, который в то время еще был студентом.
– Ваши изыскания как-то фиксируются в науке? Может, выходят научные статьи или что-то подобное?
– Сейчас мы имеем официальный патент базы данных фольклорных текстов как результат интеллектуальной деятельности. Туда мы включили фольклорные тексты Гаринского района, они были собраны в конце 70-х годов 20 века. В данный момент мы активно готовим к публикации вторую такую базу ‒ уже по Ирбитскому району. Сейчас наша главная задача ‒ совместно с программистами или своими усилиями сделать демо-версию такой базы, которая могла бы работать с помощью машинного обучения, чтобы не человек размечал все вручную, а компьютер. Есть еще одна сложность: делать указатель ключевых слов. Нужно сделать указатель таким, чтобы в нем были слова, максимально актуальные для фольклорного текста и картины мира человека в целом, чтобы ничего не упустить. Туда же относятся вопросы с оформлением ‒ в какой форме лучше обозначать ключевые слова? Прилагательное, существительное… или писать все возможные варианты через слэш?
В будущем мы планируем отдельно зарегистрировать указатель ключевых слов как патент, которым можно пользоваться при анализе любого фольклорного текста независимо от нас как исследователей.
– Актуальна ли сейчас такая деятельность для широкой аудитории?
– Да. Если филолог-фольклорист будет думать, что все, что он создает, он создает только для других филологов, можно словить выгорание. Сейчас в России много проектов, которые поддерживают сохранение историко-культурного наследия. При условии, что мы будем делать это в открытом доступе, многим будет интересно. Как преподаватель литературы я могу сказать, что у меня вызывает легкое разочарование и непонимание тот факт, что в школе мы проходим былины, исторические песни, но дальше этот пласт никак не двигается. Фольклор в школе стереотипно воспринимается как святая древность, некий неподвижный пласт, который непонятно зачем нужен. А если будет больше медиаресурсов по типу нашего проекта, люди увидят, что фольклор ‒ это не про учебники, это про то, что вокруг нас.
– Модифицируется ли фольклор сквозь века? В чем особенности?
– Фольклор, как мне кажется, – это самая изменчивая, подвижная часть литературного (в широком смысле слова) процесса, потому что он всегда отзывается как на масштабные исторические события, так и на незначительные на первый взгляд вещи. В каждую эпоху были разные частушки с разными персонажами, многие исторические деятели становились героями песен и частушек. К тому же, фольклор ‒ это не только про песни-пляски, но и про слухи, про городские легенды, страшилки, а это уже несказочная проза. Она же не может оставаться статичной.
– На каком районе ты сейчас специализируешься?
– Совместно с моей коллегой Аленой Никандровой, студенткой четвертого курса филологического факультета УрФУ, мы изучаем Ирбитский район. И да, действительно, когда мы работаем над базой, мы всегда фокусируемся на одном конкретном районе. Раньше это были Гари, Гаринский район, сейчас Ирбит. Я сама ездила туда на фольклорную практику со студентами, мне было очень интересно посмотреть, как дети записывают городские легенды в 21 веке. То, что мы оцифровываем сейчас, будет интересно сопоставить с тем, что наши студенты записали буквально два года назад. Тогда мы точно увидим, что фольклор ‒ вещь максимально подвижная, изменчивая: меняется и то, что рассказывают информанты, и то, что спрашивают собиратели.
– Какая самая уникальная форма фольклора тебе попадала в руки?
– В бакалавриате и магистратуре я специализировалась на творчестве Лермонтова. У него есть сказка «Ашик-Кериб», при жизни автора не печаталась. Там используется грузинский фольклор, например, главного героя спасает Георгий-победоносец. Это неудивительно, сам Лермонтов к фольклору был очень восприимчив, особенно в позднем творчестве. Так вот, когда я изучала эту сказку, я наткнулась на исследования, в которых было доказано, что сказка Лермонтова проникла в грузинский фольклор и затем стала осознаваться информантами именно как произведение устного народного творчества, а не литературный авторский текст. Получается, что Лермонтов использовал фольклорные мотивы, затем из литературы это пришло в фольклор и в сознании многих информантов даже утратило свою «литературность». Казалось бы, как это связано с фольклорным архивом Свердловской области?
Дело в том, что на одном из листочков с фольклорным текстом была написана колыбельная. И все бы ничего, но она ужасно была похожа на «Казачью колыбельную песню» Лермонтова. Конечно, она не воспроизводит текст Лермонтова досконально, но стихотворный размер, строфика, некоторые строфы… И поет это бабушка из Свердловской области, которая не осознает, что это авторский текст, она чувствует в этом скорее что-то народное и фольклорное. Я все думаю написать про это небольшую научную заметку, для меня это настоящее открытие.
– Как это можно будет найти в интернете? На какой платформе это будет храниться?
– Мы активно занимаемся разработкой электронного ресурса. В планах сделать сайт на Tilda, возможно, мы сделаем его на домене УрФУ. В нашем вузе есть еще проектное обучение, в рамках которого мы можем попросить студентов с технических направлений помочь нам с сайтом. Думаю, это удастся воплотить в жизнь!
– Возможно ли сейчас в современном Екатеринбурге найти фольклор?
– Я думаю, что да. То, как современные екатеринбуржцы рассказывают о своих районах, – это уже фольклор. Сколько легенд об Уралмаше мы уже слышали… Некоторые ребята на фольклорной практике ходили по Уралмашу, по самым старым домам, которые под снос. Сколько интересных нарративов можно услышать от людей, которые там живут! Даже научные работы этому посвящены. Например, книга Н. Граматчиковой и А. Ениной «Первостроители Уралмаша как перформативный проект. Конструирование заводской идентичности». Мне кажется, что читать об этом прямо нужно и важно, чтобы свою идентичность отметить. Если смотреть на это со стороны, то все равно очень интересно.
– Каких бы локальных писателей, поэтов посоветовала бы изучить?
– Локальный текст – это так называемая общность текстов, которые объединены одной тематикой, ценностным полем. Если говорить про «уральский текст», то это сказы Павла Петровича Бажова. При словосочетании «поэзия Урала» на первый план выходят Борис Рыжий, Олег Дозморов, Юрий Казарин… Их стихотворения уральцы знают. У Дозморова даже книга есть с характерным названием ‒ «Уральский акцент». Еще я бы посоветовала почитать екатеринбургского автора Анатолия Фомина ‒ у него есть книга стихов «Город январь». Если хочется посмотреть, как уральский автор вписывался в литературный движ авангарда, могу предложить почитать Василия Каменского ‒ настоящего футуриста, родившегося на Урале и выпустившего сборник своих стихов «Танго с коровами» не на обычной белой бумаге, а на цветной с рисунками под обои. Еще и добавил игру шрифтами и формами. И, конечно же, советую читать журнал «Урал».
